Астрид подняла брови.
— Если ты надеешься этим меня соблазнить, Прекрасный Принц, то…
Договорить она не успела, он прервал ее поцелуем, от которого внутри у нее все растаяло.
Не вскоре он оторвался от ее губ и взглянул в лицо своей возлюбленной.
— Астрид, идем со мной.
— Зачем я тебе?
Он смотрел на нее, и глаза его сияли, как звезды.
— Затем, что я тебя люблю. Без тебя я умру от холода даже на самом жарком пляже. Ты нужна мне, моя звезда.
Смеясь от счастья, она прильнула к нему.
— Тогда — нас ждет Бора-Бора! [15]
Зарек снова не дал ей договорить, он вновь поцеловал любимую.
И поцелуй этот длился целую вечность.
Эш отворил дверь в тесную мрачную камеру — место заточения Таната.
В сердце его боролись противоречивые чувства. Какая-то его часть жаждала крови Таната — за смерть Бьерна, за всех, кому он причинил боль. И более всего — за Сими.
Но в то же время он понимал, почему Танат обезумел.
Разве ему самому не знакомо подобное безумие? Что же еще заставляет его жить?
Танат поднял голову. Бледное, измученное лицо.
— Кто ты?
Эш сделал еще шаг, и свет, сочащийся из дверного проема, осветил скорчившегося на полу узника.
— Зови меня судьбой, брат мой. Я пришел дать тебе успокоение.
— То есть убить?
Эш покачал головой. Приблизившись к Танату, извлек из ножен у него на поясе свой кинжал. Поднеся его к глазам, всмотрелся в древние клинописные значки, покрывающие лезвие. Как все атлантийские кинжалы, этот был волнистым от острия до рукояти. Перекрестье его было сделано из чистого золота, а в центре сверкал огромный рубин.
Кинжал давно погибшего народа, ныне почти забытого и превратившегося в миф. Бесценное сокровище.
В руках злодея или глупца это оружие может не только ранить Сими, оно может уничтожить мир.
Ашерон ощутил прилив ярости. Порой все силы, весь самоконтроль едва удерживали его от того, чтобы свернуть Артемиде шею.
Но его задача — в другом. Нравится ему это или нет, но он призван охранять ее. В том числе и от ее собственной глупости.
Призвав свою сверхъестественную силу, Ашерон приказал кинжалу распасться на молекулы.
Теперь ничто и никогда не причинит вреда Сими.
И ничто не уничтожит мир. По крайней мере, пока Ашерон стоит на страже.
Он протянул Танату руку.
— Встань, Калликс. Я хочу предложить тебе сделать выбор.
— Откуда ты знаешь мое имя?
Эш подождал, пока Танат, приняв его помощь, поднимется на ноги, и лишь затем ответил на его вопрос:
— Я знаю о тебе все. Скорблю о том, что ты потерял, и еще более о том, что я не сумел это предотвратить.
— Это сила Таната, верно? — тихо спросил Калликс. — Другой Танат, а не Зарек убил мою жену?
Эш кивнул. Тогда, много столетий назад, он попытался стереть и воспоминания Калликса, но Артемида вернула аполлиту память, чтобы сделать его своим слугой. Люди говорят: абсолютная сила разрушает абсолютно.
— Нет! — прошептал Калликс. — Разрушает не сила, а месть.
Эш рад был видеть, что аполлит, низверженный в Тартар, начал лучше понимать, что довело его до такого состояния.
— Ты сказал, что предложишь мне сделать выбор? — поколебавшись, спросил Калликс.
— Могу предложить тебе два пути освобождения. Ты получаешь свободу и обретаешь вечный покой в полях Элизиума [16] — или отправляешься жить в Цинциннати, штат Огайо.
— Что за Цинциннати? — нахмурился Калликс.
— Симпатичный город в стране под названием Америка.
— И что мне там делать?
— В Университете Огайо учится одна первокурсница, с которой, мне кажется, ты захочешь познакомиться.
Раскрыв ладонь, Эш показал своему собеседнику юную девушку — красивую голубоглазую блондинку; она выходила из аудитории вместе с веселой стайкой подруг.
— Дирка! — выдохнул Калликс; голос его дрогнул и прервался.
— Сейчас ее зовут Эллисон Грант. Она человек.
Калликс поднял на Эша полные муки глаза.
— Но ведь я — аполлит! Через несколько лет мне предстоит умереть.
Ашерон покачал головой:
— Если ты выберешь ее, то тоже станешь человеком. О том, как был Калликсом и Танатом, ты забудешь. В твоем мире не будет больше ни даймонов, ни аполлитов. Ни Темных Охотников, ни древних богов. Все это будет тебе неведомо.
— Как же я найду ее, если не буду ее помнить?
Эш сжал ладонь, и изображение Дирки исчезло.
— Не беспокойся, найдешь. Обещаю. Ты сам будешь учиться в этом же университете.
— А как же семья?
— Ты будешь сиротой. Твой богатый дядюшка Эш умер и завещал тебе все свое состояние. Его хватит, чтобы вы безбедно прожили до конца своих дней.
У Калликса задрожали губы.
— Ты все это сделаешь для меня, после того как я убил твоего человека?
При упоминании Бьерна на щеке у Эша дернулся желвак.
— Неблагороден тот, кто не умеет прощать.
— Я всегда считал прощение слабостью.
Эш покачал головой.
— Нет. Чтобы простить — и других, и самого себя, — нужно много силы и мужества.
Несколько минут Калликс в молчании размышлял над этими словами.
— Ты мудрый человек.
— Сомневаюсь, — усмехнулся Эш. — Итак, ты принял решение?
Он уже знал, каким будет ответ.
— Для меня нет выбора. Как я могу блаженствовать в раю, если рядом не будет Дирки? Я хочу жить в Цинциннати.
— Я не сомневался, что ты сделаешь правильный выбор.
Отступив на шаг, Эш исполнил желание Калликса.
Камера Таната опустела. Эш долго стоял один, глядя на сырые темные стены, борясь с собственными демонами.
Какое право имела Артемида по своей прихоти приговорить этого несчастного к вечному заточению? Когда-нибудь ей придется заплатить — и за это, и за многое другое.
Но сначала надо позаботиться о Дионисе. В следующий раз, когда богу вина захочется выпустить кого-нибудь из любимчиков Артемиды и натравить его на людей Эша, пусть сначала хорошенько подумает!
Есть и еще одно дело: стереть из памяти Джесса, Сайры и Оруженосцев информацию о предназначении меток в виде лука и стрелы.
Следовало бы и Зарека заставить об этом забыть… но этого Эш делать не станет. Зареку он и без того причинил достаточно вреда.
Зарек никому не скажет. Сейчас у него совсем другие заботы.
Кроме того, если все пойдет так, как планирует Эш, — со временем Зареку предстоит узнать и о нем, и о Темных Охотниках много тайн, куда более серьезных, чем тайна клейма.
Артемида в одиночестве полулежала на своем троне, рассеянно играя подушками. Ашерона не было уже довольно долго, и она начинала беспокоиться.